назад

 

Виктор НОСКОВ:


Несмотря на то, что я не стоял у истоков, меня попросили написать что-нибудь.

Не берусь за систематическое изложение исторической последовательности событий, но хочу вспомнить лишь некоторые забавные и характерные эпизоды из жизни нашего Института 30-летней давности.

Я оказался в Институте в самом начале 70-х годов, когда как раз готовилась к сдаче в эксплуатацию "база Планерная". Все с нетерпением ждали переезда в новые помещения, в отдельные кабинеты и в оборудованные лаборатории. Но, когда "новые просторные корпуса гостеприимно открыли свои широкие двери", оказалось, что подходы к ним неасфальтированы и чудо-корпуса буквально утопают в грязи. Поэтому первое время сотрудникам, прибывавшим на служебных автобусах, выдавали резиновые сапоги, чтобы добраться до своих рабочих мест. Постепенно жизнь налаживалась: отделывались новые корпуса, вокруг которых мы на субботниках высаживали деревья, откры­лась прекрасная научная библиотека, заработала столовая и кухня, в огромном актовом зале проводились конференции и концерты. Для так называемого "спецконтингента" работал бассейн, банька и спортзалы. Практически непрерывно проводились эксперименты с АНОГ и иммерсионной гипокинезией. И, наверно, самое главное: царила атмосфера общего дела. По утрам целая "кавалькада" автобусов прибывала к проходной, а в конце рабочего дня нас развозили - кого в Зеленоград, кого в Химки, кого в Москву. Да, многое с тех пор изменилось, но, как говориться: "своя земля и в горсти мила".


Поступил я в аспирантуру секретного в ту пору Института и сразу же влип в историю. А дело было так: как-то приглашает меня заместитель директора Б.Б. Егоров и поручает "важное и деликатное дело" - надо съездить на предприятие "Звезда" и получить несколько специальных М-приемников (т.е. прорезиненных мешков со штуцером для сбора мочи космонавтами в полете). Для этой миссии он дает служебную машину с шофером и мы мчимся в Томилино. Звоню из проходной, и мне предлагают облегченный вариант (без нудного выписывания пропусков) выноса изделий. "Волга" стояла в условленном месте, а каждый выходящий на обед сотрудник отдела, проходя мимо, выбрасывал в открытое окно одну-две упаковочки из-под полы. Операция прошла успешно, и вот мы уже в Москве. Оказавшись на Таганке, я между делом заметил водителю, что вот, мол, проезжаю дом, куда буду возвращаться через полчаса. офер мне и говорит: "А зачем тебе делать такие концы? Выходи, а я доставлю эти мешки в Институт". И я, довольный, выскочил прямо у своего подъезда. Наутро заведующая лабораторией с ужасом и негодованием делала мне выговор и грозилась поставить вопрос о моем пребывании в аспирантуре. Выяснилось, что эти очень секретные изделия с закрытого предприятия оказались не где-нибудь в сейфе, под замком, а просто на стуле у директорского кабинета, где их беспечно оставил шофер. Резонанс был такой, будто я предложил воспользоваться специзделием знакомому шпиону. Но, на то и щука в пруду, чтоб карась не дремал.

В ту пору, когда деловые поездки за границу были редкостью, каждый побывавший в командировке старался привезти какой-нибудь незатейливый сувенир друзьям-коллегам. Обычно по возвращении устраивалось лабораторное чаепитие, где счастливчик рассказывал о закардонной жизни и чудесах буржуазного благополучия и вручал подарки. Однажды один сотрудник привозит своей коллеге необыкновенную заморскую губную помаду. Она восторженно благодарит, изучает аннотацию на упаковке и выясняет, что это чудо-помада несмываемая. Вот это да! Ай да Америка! Дама тут же густо красит губы и, переполненная благодарностью, чмокает дарителя в щеку. Щека забагровела смачным отпечатком! Как выяснилось, это был шуточный сувенир — помада, несмываемая с щеки, а не с губ. Говорили же тебе: Учи английский, учи английский!".

В начале 70-х годов на базе Института курортологии и физиотерапии проходил большой эксперимент Института медико-биологических проблем в условиях гипокинезии. Восемнадцать испытателей, разделенные на три группы, лежали при различных углах наклона кроватей в большущем актовом зале, а в соседней комнате располагалась контрольная, ходячая группа. В то время активно обсуждались вопросы адекватного моделирования действия факторов косми­ческого полета. Экспериментально выбирались углы наклона при АНОГ и способы противодействия космической гипокинезии.  Естественно, сотрудники института курортологии принимали участие в совещаниях и обсуждении хода эксперимента. Возглавлял институт академик, почитавший себя за большого специалиста во всех вопросах. Так вот, во время очередного со­вещания, выслушав сообщение о методах имитации невесомости и о сложностях такого моделирования , этот академик выступил со следующим амбициозным заявлением: "Что-то я не очень вас понимаю, дорогие мои. К чему такие сложности? Все довольно просто (Мол, ясно и дураку). Надо поместить испытателей в барокамеру, потом откачать оттуда воздух и порядок! Вот вам и невесомость!". И свысока оглядел аудиторию (мол, учитесь пока я жив). Наши сотрудники смущенно потупились, потому как неудобно смеяться в глаза академику. Действительно, век живи - век учись (а дураком помрешь)!


После окончания совместного советско-американского космического полета по программе ЭПАС «Союз-Аполлон» (июль 1975 года) члены экипажа «Союз-19» из Байконура отправились в Москву. На борту самолета, кроме космического экипажа, находились врачи медицинской группы, участвовавшие в послеполетном обследовании, фотокоры нескольких газет и другие «сопровождающие лица». И вот под нами Москва, самолет заходит на посадку на аэродром «Чкаловский», я смотрю в иллюминатор, но вместо праздничной толпы встречающих вижу, как лайнер медленно подруливает к какому-то ангару. Из ворот выезжает газик, а в это время с нашего борта спускают небольшой трап. Из газика появляется офицер и поднимается в салон, благоговейно неся на вешалке синий китель с крупными генеральскими звездами. Оказывается, к этому моменту уже был опубликован приказ о присвоении А.А. Леонову очередного звания: генерал-майор военно-воздушных сил. Поэтому было принято неординарное решение - переодеть космонавта в новый китель прямо в самолете, то есть до прибытия. Самолет наш стоит, крутя винтами, все сидят в неопределенности, и вдруг занавеска салона первого класса откинулась и нашим взорам предстал Алексей Архипович Леонов в новеньком, ладно сидящем, генеральском, праздничном кителе. Фотокоры бросились вперед, оттискивая друг друга, всем не терпелось сделать уникальный кадр. Генерал держался чинно и снисходительно к наседающей «прессе», но счастья своего скрыть не мог. Тем временем лесенку убрали, и самолет медленно двинулся по аэродрому, выруливая к месту официальной встречи, где бурлила, недоумевая и вытягивая шеи, толпа начальства, родных, друзей и знакомых. И вот самолет подрулил, подогнали трап. Открывается люк и в проеме... генерал Леонов!?

Сюрприз удался!